Сиротский дом

---

Как живут тамбовские выпускники детдомов в квартирах, которые получают от государства

— Вообще жить тут страшно, особенно с детьми. Кругом шприцы, фунфырики, клопы, воровство и мордобой. У нас украли входную дверь, а в соседнем подъезде с 7 этажа прямо на газон кто-то выбросил холодильник, — рассказывает Екатерина Клинова.

Мы находимся в новой 12-этажке на Школьном проезде-1, это окраина Тамбова. До ближайшей остановки общественного транспорта далеко, метров семьсот. Асфальта во дворе нет, детской площадки – тоже. Вокруг много мусора – пакеты, бутылки, какие-то грязные вещи. Вблизи контейнерной площадки валяются коробки из-под новой мебели – ветер то подтаскивает их к бакам, то относит к центру двора. Вообще злой ветер приходит сюда часто: в новом районе лишь несколько однотипных девятиэтажек, да и те далеко в стороне. Вокруг них — поля.

Дом-изгой – именно такие ассоциации возникают, когда смотришь на высотку со стороны. Местные называют дом «сиротским» и стараются обходить стороной. Когда два года назад Екатерина Клинова как сирота торжественно получала здесь квартиру, это был совершенно новый дом. Я была на том вручении ключей и очень хорошо помню, как счастлива была Катя. А вместе с ней были счастливы и другие ребята. Всего из 288 квартир свой угол в новостройке тогда получили 248 детей-сирот.

Пять лет в заложниках

Сиротские дома открывают по всей России с 2013 года. Раньше давали угол в соцнайм — помещение можно было сразу приватизировать. Но черные риэлторы обманывали неопытных ребят, которые в итоге оставались ни с чем. Из-за этого государство ввело новое понятие — «найм жилья специализированного фонда». Квартиру дают на пять лет. Если сирота содержит ее в чистоте, вовремя оплачивает коммуналку, ее разрешают приватизировать. Если нет, договор продлевают еще на пять лет. Дом на Школьном проезде-1 сегодня один из самых больших «сиротских домов» в Тамбове – такой концентрации детдомовцев и сирот нет больше ни в одной многоэтажке города.

«Я осталось сиротой в 15 лет. Считайте, что мне повезло, я была в детском доме совсем мало. Квартиры пришлось ждать шесть лет. За это время успела получить три образования, выйти замуж. С семьей сюда переехали не сразу. Пока была беременная, жили у родителей мужа в Мичуринске. Но вот уже почти полгода мы живем здесь, и наша жизнь превратилась в какой-то ад», — рассказывает Катя.

Все квартиры в доме как одна — тридцать три квадратных метра (меньше сирота по закону получить не может). Везде одинаковая планировка. Панорамное окно во всю гостиную, электроплита на кухне, вполне достойный ремонт – обои, линолеум, натяжные потолки, сантехника. Рядовому тамбовчанину пришлось бы лет пятнадцать тянуть ипотеку за такую квартиру, а тут государство предоставляет жилье бесплатно. Расставляй мебель и живи себе, но нет.

Оставаться в своих углах жильцам не хочется, и они идут в подъезд. Тем более, что многие из них когда-то жили в одном детском доме или заканчивали одно училище – знакомы. «Общественная жизнь» в доме кипит: лестница, тамбуры и площадки у лифта стали и местом встреч, и туалетом, и мусоркой.

Катя с восьмимесячным сынишкой на руках проводит экскурсию по этажам, загаженным нерадивыми жильцами. Малыш молча смотрит голубыми глазами на незнакомых людей с камерой и микрофоном. Это второй её ребенок. Старшей дочери уже пять. Дети для нее — сегодня самое дорогое в жизни.
Угробленный за два года

«За эти два года дом, конечно, угробили сильно. В некоторые отсеки даже заходить страшно. Почти везде сняты розетки и ручки на дверях, лампочки то и дело выкручивают. Радиаторы в подъездах и те снимают, а потом продают. Пить ведь на что-то надо. Повсюду вонючие пакеты с протухшими остатками еды. Нужду справляют здесь же, ну вы сами всё видите», — рассказывает наша собеседница.

Через заваленный отходами тамбур, в котором невозможно долго находиться из-за тошнотворного запаха испражнений и сгнивших овощей, облепленных дрозофилами, мы быстро выходим на общий балкон третьего этажа. Кирпичная кладка здесь частично разобрана. Рядом стоит чей-то старый ободранный диван.

— Вы от него подальше держитесь. Он может быть с клопами, эта гадость сейчас во многих квартирах. Вон моя соседка Галя недавно тоже выбросила всю мебель из квартиры, так как клопы были везде. Она в диване ткань надрезала, а там их яиц — тьма, — брезгливо рассказывает Катя.

Мы направляемся в квартиру к Гале. Нам открывает дверь высокая женщина в очках с тяжелой мужской походкой. У нее в ногах прячется голубоглазая круглолицая девочка лет трех – это дочь.

— Всю мебель и постель пришлось выбросить, так как клопы уже везде были. Пустая квартира теперь, остался только стол, — говорит Галя.
— А как вы с дочкой спите?
— На полу спим, больше негде пока. В соцзащиту обращалась, обещали приехать и посмотреть наши условия. Надеюсь, денег выделят, чтобы я смогла хоть какую-то мебель купить.
— А ты работаешь? – интересуюсь я.
— До этого работала домработницей, но далеко было ездить, невыгодно, поэтому бросила. Сейчас новую работу ищу.
— А обработку квартиры от клопов делала?
— Делала своими силами, нужно еще раз профессиональную заказать. Но для этого деньги нужны. Если мне соцзащита выделит денег, закажу, — отвечает Галя.

Девушки наперебой рассказывает истории из жизни дома, говорят, что живут, как на вулкане. Нерадивые соседи то в машину у подъезда залезут, то дверь в квартиру выбьют, то подерутся.

— А шприцов сколько валяется по этажам, страшно. За что же нам такое «счастье» свалилось, не пойму. Наверное, где-то я сильно нагрешила, — тяжело вздыхает Катя Клинова.

Закрыться на все замки

Единственное спасение от таких соседей – закрывать отсеки на ключ. Но такая возможность есть не у всех, а лишь там, где имеются изолированные площадки. Планировка дома такова, что из первого подъезда можно прямиком пройти в третий, не выходя на улицу, – коридоры, как в общаге, сквозные и очень длинные.

Эти коридоры — как символ типичной жизни выпускника. Выходя из стен детского дома, он всю жизнь ищет такие же холодные казенные стены и, как правило, их находит. Например, в тюрьме. По статистике генеральной прокуратуры России, примерно 40% выпускников детдомов приобретают судимости, каждый десятый погибает в пьяной драке.

Тане Кондрашиной повезло. Её квартира вместе с другими тремя находится как раз на закрытой площадке. Соседи попались хорошие, семейные. Благодаря этому в их отсеке всегда чисто. Но таких благополучных семей на весь дом от силы процентов тридцать. Остальные – дебоширы, алкоголики и наркоманы.

Благополучная часть дома называет таких «контингентом». Основная часть из них не работает, перебиваясь случайными заработками и воровством. В их квартирах вечные попойки, гулянки и драки. Пьют и днем, и ночью, не просыхая. На что — Бог весть!

Таня тоже росла в детском доме, но это не помешало ей получить хорошее образование , обзавестись семьей и стать полноценным членом общества.

Девушка ведет нас по первому этажу к лифту, их в доме два на все три подъезда. На лифтовой площадке особенно грязно.

-Уборщица у нас есть, моет регулярно. Но чистоту и порядок соблюдать этот «контингент» не хочет. Как с этим бороться, что со всем этим делать – мы не знаем, уже сил никаких нет. И самое обидное, что никому до этого нет дела. Бросили нас тут с ними в одном доме и как хотите, так и живите дальше, — говорит Таня чуть ли не плача.

В этот момент открываются двери лифта, в котором находятся двое – маленькая и очень худая девица в сланцах и майке-алкашке и парень в куртке с залитыми кровью глазами – те самые представители «контингента». Оба еле стоят на ногах. Увидев нас, он держит двери рукой и пытается выйти. Девица орёт на него отборным матом.

— Смотрите-ка, еще час назад в лифте было чисто, а теперь вон чего, — обращает наше внимание на пол, залитый мочой, Таня.

Выброшенные за околицу жизни

Полицейские здесь частые гости. Как-то двенадцатиэтажка установила городской рекорд — более 100 вызовов полиции за месяц. По словам правоохранителей, детей сюда заселили сложных, с искалеченными судьбами, бывших «коррекционщиков», многие из них совершенно не адаптированы к самостоятельной жизни. Впрочем, такая неприспособленность в принципе свойственна воспитанникам детских домов. Они привыкли жить стайкой, изолированной от остального общества.

Попадая с наступлением совершеннолетия за пределы детского дома, такие ребята не владеют ни бытовыми, ни коммуникационными навыками (вплоть до того, что в 18 лет человек не умеет заваривать чай и даже не представляет, из чего делается этот напиток). К моменту выпуска из детдома они не умеют зарабатывать, а умеют только просить, хотя почти у всех есть образование слесаря, автомеханика, швеи или штукатура. С такими навыками в Тамбове вполне себе можно получать хорошие деньги. Но зачем, если есть государство, которое всю жизнь кормило, поило и одевало, а теперь вот и квартиру выделило. И эту привычку — мне все должны! — чудовищно тяжело преодолеть.

— Плохо то, что нас поселили всех вместе – и путевых, и непутевых, — считает Таня Кондрашина. — Я попросту боюсь за своих детей, да и вообще не хочу, чтобы они видели такую жизнь.

— Надо было расселять половина на половину, — подхватывает Катя. — Чтобы хотя бы с людьми жили, а не между собой, как волки. Чтоб была какая-нибудь бабушка, которая могла бы выйти палочкой пригрозить, одернуть, подсказать. А еще опорный пункт полиции здесь нужен. Обещали ведь открыть еще два года назад и всё никак. Были бы полицейские рядом, этот «контингент» бы сразу притих.

В своём дому лучше

Двадцатидевятилетняя Настя Кочанова попала в приемную семью со своими братьями и сестрами, когда ей было всего два года. О своих биологических родителях она ничего не знает, да и не хочет знать.

— Меня как родную дочь воспитали совершенно посторонние люди. Сегодня они для меня семья, — рассказывает Настя. У девушки есть муж и три дочки. Самой младшей всего полгодика, старшая в этом году пошла в первый класс, средняя – в садик. Муж из полной семьи, из деревни. Поэтому супруги мечтают жить в своем доме. Настя говорит, это ей ближе.

— В очереди на квартиру я стояла шесть лет. Столько радости было, когда ее получили. Впятером нам сейчас тут, конечно, тесновато. Но ничего, со временем расширимся. Хотим дом купить, чтобы огород был, кроликов, курей разведем, детям раздолье будет.

Пока же Кочановы обустраивают быт вокруг себя. В их отсеке чистенько. Настя следит за порядком. Все подоконники вымыты, окна – тоже. На стенах – герои из мультиков: Микки Маус, Лосяш, Винни Пух и другие.

— Это муж рисовал, чтобы детей порадовать. Да и так, чтобы те, кто шляется по коридорам, понимали: здесь живут семейные, а значит вести себя нужно потише, не свинячить, — объясняет молодая женщина.

Я боюсь сесть

У Дмитрия Ермакова в квартире новый ремонт, «под евро»: дорогие обои, варочная индукционная панель на кухне, телевизор в полстены, на журнальном столике лежит дорогой мобильный телефон. Это моя вторая встреча с ним. Первая состоялась почти два года назад, когда он только-только получил ключи от этой квартиры. Тогда он сидел и смотрел на пустые стены своей новой, еще не обустроенной комнаты, оглядывался по сторонам и не слышал моих вопросов. Казалось, он как будто чем-то оглушен и вылавливает из пространства нотки незнакомого до сих пор состояния. Парень словно только что вернулся с долгой войны и никак не мог понять, как жить, когда никто не стреляет.

Когда он впервые заговорил со мной, я решила, что мне подсунули какого-то пацана из интеллигентной семьи. Поверить, что передо мной человек, который с трех лет жил в детдоме, было невозможно. Он хорошим русским языком излагал очень правильные жизненные установки, он поражал какой-то взрослой спокойной уверенностью в себе. Тогда я поняла, что за его судьбу можно не волноваться.

Сегодня Дима работает в автосервисе, получает неплохие деньги, собирается жениться. О прошлом вспоминать не хочет. Говорит, что благодарен судьбе за всё и ни о чем не жалеет. Боится лишь одного: сесть.

«Я бы, конечно, хотел поскорее переехать отсюда. Здесь все-таки сложно. Сесть боюсь: я не такой человек, который мимо пройдет, а по-хорошему они не понимают. Только кулаком можно что-то решить, да посильнее. Жену сюда привести не смогу, да и не пойдет она. Она из хорошей семьи, дед у нее ученый в Мичуринске. Как будет можно, сразу же продам эту квартиру», — признается Дима.

Переусердствовали с заботой

Пенсионерка Алевтина Александровна считает себя жертвой обстоятельств. У нее тоже квартира в этом доме. Когда покупали, не предполагали, что сюда потом заселят сирот.

«Знали бы, что у нас будет такое соседство, взяли бы в другом месте, — сокрушается женщина. – Есть, конечно, тут и хорошие ребята, но их по пальцам можно пересчитать. Я считаю, что государство плохо их воспитало, переусердствовало со своей заботой. Иждивенцев вырастило, которые привыкли, что за них кто-то должен прийти и что-то сделать. Мусор и тот выкинуть не могут».

Дважды в месяц дом на Школьном проезде-1 посещают специалисты из Центра социальной поддержки – организации, которая занимается сопровождением бывших выпускников детских домов и интернатов. Именно на её балансе находятся квартиры, которые государство выдает этим ребятам. Для выпускников детдомов устраивают всевозможные акции и субботники, помогают убрать скопившийся мусор во дворе и на общих площадках, привозят вещи и мебель.

— Мы должны проверять квартиры раз в год, но по факту ходим туда дважды в месяц, а то и чаще. Если этого не делать, они дом по кирпичикам разберут. У нас уже есть не мало прецедентов, когда они продавали электрические плиты, входные двери и даже унитазы снимали. Мы выявляли такие факты, привлекали полицию и заставляли их всё вернуть обратно, — рассказывает замдиректора Центра социальной защиты населения Тамара Касимова.

Специалисты ведомства по-разному относятся к идее заселения сирот в один дом. Одни считают это верным решением. Другие, напротив, полагают, что такой «тупой механистический» подход плодит много проблем.

— За два года задолженность за коммунальные услуги выросла многократно. Есть те, кто с момента заселения не заплатил за квартиру ни разу, — продолжает Тамара Касимова. – Взять с них тоже нечего. Работать они не хотят. Вместо этого сдают свои квартиры: кучкуются по пять-шесть человек, заселяются в одну из квартир и продолжают гудеть. Были случаи, когда они даже в чужие, опечатанные квартиры заселялись. Спецфонд у нас сегодня имеется не только на Школьном-1, но и на Запрудном проезде, а также на Астраханской. Там тоже живёт много сирот. Но таких проблем в этих новостройках нет, у них всё достаточно тихо и спокойно. Здесь же — беда.

— А почему до сих пор опорный пункт тут не открыли, второй год пошел, – интересуюсь я.

— Опорный пункт хотели организовать на первом этаже дома в одной из квартир. Он там, действительно, катастрофически необходим. Но все это время администрация Тамбова тянет с документами, никак не могут перевести квартиру из жилого фонда в нежилой. Мы уже столько писем им направили, и всё на месте, — объясняет Касимова.

Каждая из квартир, находящаяся в соцфонде, имеет специальный паспорт объекта. Это своего рода дело, в которое собираются все данные на квартиру и ее нанимателя: в каком состоянии жилье находилось все пять лет, какую жизнь вел и ведет квартиросъемщик (сидит в тюрьме, работает), какие жалобы на него поступали от соседей и так далее. На сегодняшний день Тамбовская область — единственная в России, имеющая такие паспорта.

— Такая информация нам необходима для того, чтобы принять правильное решение о переводе квартиры из специализированного фонда в соцфонд. Квартир много, нанимателей тоже и запомнить пятилетний отрезок жизни каждого из них невозможно. А так — поднял папку, посмотрел историю и уже всё понятно, что из себя представляет тот или иной человек. Именно этими данными мы оперируем на суде, когда встает вопрос о дальнейшей судьбе квартиры.

В прошлом году Центр соцподдержки населения через суд расторг договоры на квартиры с тремя нерадивыми выпускниками детских домов. Говорят, что после случившегося в многоэтажке стало тише. Но прошло некоторое время и гулянки возобновились вновь. Сегодня суды «заворачивают» абсолютно все дела по расторжению договоров с детьми-сиротами. И совсем не важно, какой образ жизни они ведут – закон на их стороне.

Сирот будут селить вместе и дальше. От квартиры в сиротском доме не откажешься и что с ней делать, зачастую тоже не знаешь. С одной стороны, какое-никакое жилье. С другой — не можешь не относиться к нему как к промежуточному варианту.

Наша героиня Катя Клинова уверена, дом обязательно «самоочистится». Вот только случится это, очевидно, нескоро: должна пройти не одна смена поколений. А жить в спокойствии и комфорте хочется сегодня и сейчас…

Таисия Кириллова
Фото Павла Васильева
tamlife.ru