Законсервированное время

Что такое индустриальный туризм и зачем тамбовские исследователи заброшенных мест идут туда, где прекратилась жизнь

Заброшенная военная часть под Тамбовом, закрытый аэродром в Моршанске, мертвые села, тюрьмы, школы и заводы Тамбовщины — в этих местах, символах распада и умирания, куда обычные люди стараются не заглядывать, группа тамбовских исследователей, по их словам, черпают особую энергетику. О том, что притягивает этих людей в «зону отчуждения» и почему они готовы ради этого бросить все, — в материале «Нового Тамбова».

Все эти места когда-то были наполнены людьми, живущими своей жизнью. Заброшенные по разным причинам, теперь они выглядят как предприятия-призраки или съемочные площадки для фильмов ужасов. Загадочное настроение этих мест заставляет испытывать страх, любопытство и восторг одновременно. Тамбовчанин Михаил Киреев увлекается индустриальным туризмом последние лет десять. Вместе с друзьями они объехали и обошли практически все заброшенные предприятия и населенные пункты Тамбовщины. Результатом этих поездок являются сотни уникальных фотографий и гигабайты видео, которые ребята выкладывают в сеть.

«Мои школьные годы пришлись на 90-е. Родители пропадали на двух-трех работах. Присмотра за нами не было. Мы поздно возвращались. За двадцать километров уезжали на рыбалку на весь день. Пешком обходили соседние села, все исследовали. Когда я учился во втором классе, в нашем селе закрыли очень большую птицефабрику. Все 80-е её строили, в начале 90-х открыли и в 97-м забросили. Сторожили ее две бабульки. Народ начал тащить оттуда все, что только можно, а нам, маленьким, было просто интересно посмотреть, как все устроено внутри. Став чуть постарше, играли там в войнушки, салки, прятки. На этом заброшенном предприятии лазили частенько лет до двенадцати. Сейчас его нет. Частники несколько раз перекупали его, в итоге здание разобрали практически до последнего кирпичика. Вывозили плиты, столбы. После этого в деревне появилось сразу несколько домов, которые были построены из материалов, вывезенных с фабрики. Пожалуй, именно с тех пор у меня возник такой интерес к подобным местам», — объясняет Михаил свою любовь к «заброшкам».

— По сути, то, чем вы занимаетесь, сегодня называют индустриальным туризмом, кто-то называет это сталкерингом. Какая у вас цель?

— Мы предпочитаем называть себя исследователями интересных заброшенных мест. В нашем регионе таковых не мало. Это камвольно-прядильная фабрика в Моршанске, Мичуринский завод поршневых колец, завод Агротехмаш в Тамбове, военный аэродром, воинская часть в Малиновке, спиртзавод и сыродельная фабрика в Сосновке, всевозможные общежития, школы, училища и даже заброшенные тюрьмы; десятки, если ни сотни мертвых деревень, знаменитые усадьбы, бывшие сельхозпредприятия, разброшенные по всей области. Когда-то там кипела жизнь, что-то происходило, а теперь всё сошло на «нет». Сейчас ничего не осталось, только коробки от зданий. Мы приезжаем туда, делаем фото и видео, потом всё это выкладываем в социальные сети и на Ютьюб. В видеоматериалы вставляем исторические справки. Если там был завод когда-то, то пытаемся узнать, что на нём производили. Мы пытаемся сохранить историю в памяти людей.

Михиал подчеркивает, что его команда — не мародёры, которые проникают на объект с целью наживы, не вандалы, расписывающие стены и бьющие стёкла, не пироманы, поджигающие всё, что горит. Сталкер — это, прежде всего, отстранённый наблюдатель, который просто созерцает и вкушает ощущения от окружающей депрессивной обстановки. Он не пытается вмешаться, наоборот, он старается оставить всё как есть, чтобы дать возможность природе восстановить нарушенный когда-то человеком порядок вещей.

— Кто еще вместе с тобой занимается исследованием «заброшек»?

— Нас около десяти человек. Обычно мы собираемся разным составом по двое, по трое. Незнакомых мы принимаем, только если приезжаем в другой город. Например, когда мы ездили в Мичуринск, подписчик нашей группы в Вконтакте был для нас проводником.

— Я понимаю, что у вас главная цель – сохранить историю. А как же адреналин?

— Адреналин получаем на каждом объекте. Например, когда спускаешься в подвалы, бункеры. Ты идёшь под бетонным сводом, кругом темнота, связи никакой нет. И ты не знаешь, что тебя ждёт впереди. Дойдешь до конца или нет. Может, там впереди всё завалено, затоплено.

Невероятные эмоции получаешь, когда забираешься на высоту. Когда лезли на вышку в Галиче в Костромской области, у многих, безусловно, был страх. Выйти на балкон покурить – одно дело. И совсем другое дело – подняться на 350 метров вверх. Но боязнь высоты проходит через первые сто метров. Это чисто психологический фактор, потому что следующие двести метров у тебя картинка перед глазами особо не меняется, если вниз, конечно, не смотреть. В этом году, кстати, эту телевизионную мачту снесли.

— Кстати, о высоте. У тебя на странице просто невероятное число фотографий, где ты сидишь или стоишь на краю парапета высоких зданий. На некоторые снимки смотришь и сердце в пятки уходишь, а каково это – стоять вот так? Неужели совсем не страшно?

— Нет, не страшно. Хотя, признаюсь, у меня было падение с достаточно большой высоты. Чудом остался жив. В детстве, когда мне было шесть лет, мы поспорили с другом, кто выше залезет на дерево. Черемуха у нас росла этажа в три-четыре. Я залез на самую макушку. И она начала гнуться, я вместе с ней. Через мгновение я уже летел головой вниз, собирая каждую ветку. На земле было повалено дерево. Я приземлился на него. Далее почти три недели беспамятства, два месяца больниц. Была серьезная черепно-мозговая травма, ушибы, переломы. Но, пожалуй, именно с тех пор страха высоты у меня нет. Впрочем, это не значит, что сейчас все читатели, желающие побороть свои фобии, должны начать лазить по высоким деревьям (смеётся).

Основные проблемы, с которыми ребятам приходится сталкиваться в своих поездках, это отсутствие дорог к разрушенным объектам. Порой по бездорожью приходится ехать по 20-30 километров. И машину жалко, и сам устаешь, признаются парни.

«Еще одна сложность — всем вместе собраться в одно время, потому что графики у всех разные. Кто учится в университете, кто работает. Как только мы создали группу в ВК, с нами просились поехать даже школьники. Но мы сказали категорическое «нет», готовы брать совершеннолетних. Да и то не всех. Толпы за собой водить мы не будем. Это не безопасно и нецелесообразно. Хотя желающих вот так попутешествовать не мало», — говорит Михаил Киреев.

Обычно походы на «заброшки» длятся от одного до трех-четырех дней, в случае, если ехать приходится в другую область. За это время сталкеры исследуют покинутые территории, заходят в заброшенные дома, школы, больницы. Из таких походов обычно привозят тысячи фотографий, при этом выносить из зданий какие-либо предметы ребята не рискуют. Ночуют в машинах или полуразрушенных зданиях: в спальных мешках прямо на полу.

Опытные ходоки берут с собой минимум необходимых вещей: удобная обувь, вместительный рюкзак, теплые вещи, дозиметр, компас, зарядные устройства для телефона и фотоаппарата, распечатанная карта, ножик. Никто из сталкеров не может объяснить, чем их так притягивают заброшенные места, но все сходятся в одном: подобные объекты вызывает зависимость. Примерно так же, как это описывалось в повести «Пикник на обочине» братьев Стругацких. «Все, Зона! И сразу такой озноб по коже. Каждый раз у меня этот озноб, и до сих пор я не знаю, то ли это так Зона меня встречает, то ли нервишки у сталкера шалят», — говорил герой Рэдрик Шухарт, для которого Зона была чем-то сродни наркотику.

«Я адекватный человек, работаю на нормальной работе, но проходит месяц, и я до дрожи в коленках хочу вернуться сюда», — признаётся наш собеседник.

По словам Михаила Киреева, энергетика места чувствуется даже на физиологическом уровне. Заходишь внутрь и какая-то тяжесть на плечи ложится. Выходишь – становится легко. Многие объекты очень атмосферны, хотя особой исследовательской ценности мало представляют, но зато фото оттуда получаются, что надо! Например, этим летом ребята были в Мичуринске, где посетили сразу несколько объектов. Среди них были бывший завод поршневых колец, произведший на всех огромное впечатление, бывший спецприемник, а также заброшенная школа, в которой три года назад был пожар.

«Запах гари чувствуется до сих пор, кругом копоть, все разбросано, часть крыши обрушена. Стекол нет, двери выбиты. Здание закрылось, так как было признано аварийным. Там атмосферно, но не так интересно, как, например, на МЗПК. Как правило, когда что-то закрывают, хозяева все ценное сразу вывозят. Я думаю, что она сама не могла загореться, потому что была обесточена. Может, бездомные, может местная шантрапа. Сейчас здание школы стоит на продажу. Только кто его купит, если там уже стены начали трескаться», — говорит Михаил.

— А архитектурные предпочтения у вас есть?

— Есть симпатичная усадьба в посёлке Муромцево Владимирской области. Она огорожена забором. Мы хотели попроситься посмотреть ее, но ее охраняют полицейские. Внутри все раздолбано. Еще в месте Быкова гора Шацкого района Рязанской области усадебный деревянный дом двухэтажный. В Нестерово мне понравилась заброшенная церковь, с колокольней, арками. Можно подняться на самый верх.

В Тамбовской области ребята также объехали почти все заброшенные усадьбы и храмы.

— А вы за границу не планировали?

— В Припять, как все, хотели. Но туда денег много нужно и сейчас есть большие проблемы с границей. Русским тяжело попасть в Украину. По Припяти проводятся официальные экскурсии. Прошло 30 лет, радиация постепенно отступает. В Абхазии, например, тоже есть заброшенный город Акармара. Там пятиэтажки, вокруг них горы, лесной массив. В квартирах сохранена обстановка. Через горы проложены туннели. Город был построен для шахтеров и их семей. Население его когда-то составляло около 5 тысяч человек. С развалом СССР шахты были заброшены, и люди покинули город. Как обычно бывает и у нас в деревнях после 90-х. Люди уезжают, потому что работы нет. Особенно много оставленных деревень в Костромской, Ивановской областях, заросших, разваленных. По-моему, их там даже больше, чем у нас на Тамбовщине.

— С какими чувствами родные и друзья смотрят на ваше увлечение?

— Друзья, которые с нами не ездят, говорят, что нам заняться нечем. Кто-то машиной увлечен, кто-то своей девушкой. Кто-то улетает за границу отдыхать. А я считаю, что можно прекрасно отдохнуть у нас в стране. Попутешествовать по Золотому Кольцу. Побывать в Карелии. Там красивая природа и благоприятный климат. В Карелию давно мечтаю поехать, но там дороговато. Гостиница за сутки на одного человека стоит 9 тысяч в сезон.

— Чем может быть опасен индустриальный туризм?

— Детям, особенно в каникулы, хочется куда-то залезть, посмотреть, что-то найти. На видео и фото мы указываем, что не рекомендуем лицам младше 18 лет подобным заниматься. Это определённый риск. Мы с ребятами – взрослые люди, подготовлены к этому, но опять же, не застрахованы от форс-мажорных ситуаций. Взять любое высотное заброшенное здание. От высоты у человека может голова закружиться, может давление скакать, случится приступ паники. Или солнце голову напечет. Если ты лезешь под землю, есть риск обвала. Конструкции же все старые, они могут обрушиться. Без подготовки в такие походы не стоит ходить.

— А что-то новое хотите попробовать в индустриальном туризме?

— Да, конечно. Мне, например, интересны не только заброшенные, но и действующие предприятия. Сейчас, например, думаем над тем, чтобы посетить нашу тамбовскую кондитерскую фабрику. Надеюсь, получится туда попасть. Мне было бы интересно, посмотреть, как там все устроено. Например, в других городах ЦФО для блогеров и представителей СМИ проводятся такие экскурсии, о которых они потом рассказывают на своих каналах и в пабликах. У нас в Тамбове стратегические, режимные заводы. Просто так туда не попадешь. Их тоже понять можно. Но у нас цель, повторюсь, другая. С помощью таких экскурсий можно было бы показать, что есть и другая сторона медали. Например, развивающиеся заводы. Ведь основной контингент, который нас читает и смотрит – это молодежь. И об это они тоже должны знать.

Евгения Подольская
Фото предоставлены сообществом Urbanturizm-Tambov