Бог за колючей проволокой

---

Как верят зеки за решеткой, о чем с ними беседует тюремный священник и можно ли верить тем, кто говорит, что он "без веры больше никуда". Об этом и многом другом репортаж с ИК-4 в Сосновском районе

— У нас тут, в основном, рецидивисты сидят – грабители, наркоторговцы, убийцы. У кого две ходки, у кого и по шесть-семь за плечами. Всего осужденных (называть их заключенными неправильно – это разные термины в исправительной системе – Авт.) тут чуть более тысячи. Одни освобождаются, другие прибывают. Каждую неделю к нам поступает примерно человек по двадцать, — рассказывает замначальника колонии подполковник Владимир Егоров.

Мы сидим в большом кабинете со светлыми окнами одного из административных зданий ИК-4. Зеленые стены, старенькие столы, на полках — горшки с традисканцией и хлорофитумом. Вся обстановка, кроме компьютера и электрочайника, будто бы перекочевала сюда из далеких советских времен. Кажется, что время тут остановилось, как останавливается оно там, за колючей проволокой.

За порядком на зоне следят 184 сотрудника исправительной системы. В колонии есть своё промышленное производство, школа, профессиональное училище, теплица, где выращивают огурцы и зеленый лук, а также свой храм. Если бы не вышки и охрана, это можно было бы сравнить с детским спортивным лагерем, но у здешних осужденных совсем не детские страницы в биографии.

Чтобы попасть на территорию зоны, необходимо пройти пункт контроля. Правила для всех одинаковые: и для журналистов, и для отца Александра, который приехал на службу в храм по случаю праздника, и для девушек из пресс-службы УФСИН, сопровождающих нас.

— С телефонами никак нельзя. У нас даже начальник колонии его сдает при выходе на территорию — таков приказ, – объясняет Егоров.

Мы не сопротивляемся. В большое окно, как в сберкассе, передаем свои паспорта и телефоны. В обмен на них выдается пропуск. Все личные вещи оставляем в камере хранения. За нами закрываются тяжелые железные двери, потом ещё одни и ещё. Тяжелый лязг засовов создает впечатление, что за тобой захлопнулись ворота большого мира.

Храм на территории колонии построили почти три года назад. Помогали и сотрудники УФСИН и сами осужденные. До этого здесь была лишь молельная комната. Снаружи храм кажется большим и свободным, но это не так. Внутри от силы поместится человек 30-40.

Служить сюда приезжает отец Александр из соседнего села Отъяссы. На вид ему чуть более тридцати. Это высокий худощавый мужчина с ясными глазами, в которых даже морщинки и те излучают ауру спокойствия и тепла – так бывает только у искренних и очень добрых людей.

— С какими проблемами к вам идут осужденные, что их волнует? – спрашиваю я перед началом службы, которая вот-вот должна начаться.

— Душевные переживания осужденных мало чем отличаются от людей, находящихся на свободе. Их тоже мучают прегрешения, которые они совершили. Другой вопрос, что грехи эти порой в разы тяжелее. На совести у многих из них ни одна и ни две загубленные жизни. Но люди учатся раскаянию, просят прощения у Бога, исповедуются.

— И вы им верите? По-моему, преступники редко считают себя виноватыми.

— Есть такой момент, но я не осуждаю их. Это метод такой. Их все постоянно обвиняют. А тут появляется человек, который оправдывает. Человек, который искренне тебе верит. И они это видят. В конечном итоге они сами рассказывают, как все было на самом деле.

— А вы не боитесь?

— Нет, что вы! Никакого страха нет и в помине. Для меня они – обычные люди. Мы даже с матушкой сюда не единожды приезжали. Она у меня певчая в хоре. К тому же все службы в обязательном порядке проходят в присутствии конвоя.

Отец Александр рассказывает, что в общей сложности храм посещают примерно человек 40. «Костяк» и того меньше – 20-25 прихожан. Это те, кто неизменно бывает почти на всех богослужениях. Остальные же приходят лишь в большие праздники.

В день нашего приезда на службу пришло всего десять раскаявшихся осужденных. Пока мы общаемся с отцом Александром, они стоят у входа в храм, ожидая разрешения начальника войти внутрь.

После нескольких минут интервью мы с отцом Александром и сотрудницами пресс-службы направляемся внутрь церквушки. Нас сопровождает три конвоира и Владимир Егоров. Перед самым входом он тихонько дает указания своим сотрудникам: «Ребята, с нами молодые женщины, поэтому давайте там повнимательнее, договорились?». Молодой конвоир одобрительно кивает в ответ шефу. Я настораживаюсь. Чувство, будто тебе вот-вот предстоит войти к клетку с тиграми. …Сложно представить, что подобные чувства могут возникать на пороге храма. Спустя несколько минут всё это растворяется в теплом свете храмовых икон, свечей и арочных окон.

— Нужно покрыть голову, — говорит мне один из осужденных, подавая в руки пеструю шелковую косынку. На нагрудном знаке успеваю прочесть «Виктор Краснов, ст. 111, ч.4» (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – Авт.).

Краснов — староста храма. Мужчина по-хозяйски раздает свечи и командует, чтобы все брали записочки. Я озираюсь по сторонам. Все стены увешаны иконами, облаченными в резные оклады невероятной красоты – почти всё это работы самих осужденных. На столике справа, как в обычной церкви, лежат ручки, карандаши и листочки бумаги. На краю стола — собрание сочинений Ивана Шмелева. Эту книгу с собой принес молодой коренастый парень, стоявший справа от нас. Это Павел Королёв. Чуть позже нам удастся с ним поговорить.

Отец Александр рассказывает прихожанам о грехе и искуплении. Говорит о том, что терпение – это наш первый помощник в борьбе со страстями; о том, что нужно стыдиться грешить, но не стыдиться каяться; о том, что главное в жизни «зацепиться за камень», если вдруг начинаешь лететь со скалы вниз.

«Если человек сорвался в одном искушении, то есть совершил какой-то грех, ему сразу же надо покаяться перед Господом. Иначе этот грех, как снежный ком, притянет к себе другие страсти, другие грехи. Грехи не надо складывать в душе, как в копилочке. Кому они нужны? Когда покаяние настоящее, легко и человеку, и священнику. Пришли вы, например, на прием к врачу: о легких болезнях сказали, а самую опасную для жизни рану скрыли. В итоге мы можем погибнуть. Душевные раны не менее опасны для нашей духовной жизни, а душа дороже тела», — говорит отец Александр.

Осужденные слушают батюшку и время от времени крестятся. Слева от нас стоит щупленький, немного сутуловатый мужичок, очень похожий на Женю Лукашина из рязановской «Иронии судьбы». Он крестится особенно часто и широко, как будто обнимает свое тело и душу крестным знамением.

— А этого товарища по какой статье сюда? – шепотом спрашиваю я у Егорова.

— За убийство, — отвечает начальник. — Да, да, даже за такой безобидной внешностью может скрываться безжалостная и опасная душа.

Службы в храме проходят дважды в месяц – панихиды, исповеди, молебны. За два года работы храма отец Александр крестил около десяти осужденных, венчаний было в два раза меньше, но зато все супруги, прошедшие через таинство, по-прежнему вместе.

— Некоторые из тех, кого я венчал, уже освободились, и сегодня продолжают ходить в храм уже на воле, приводить туда своих детей. С другими мы и вовсе породнились, став кумовьями. В целом же, процент людей, которые, действительно, перевоспитываются и становятся на путь христианской жизни, увы, невелик, — говорит отец Александр.

— Почему так происходит?

— Здесь, на зоне, человек очень сильно поврежден, предрасположен ко злу, имеет страсти, которые отравляли его душу еще с юных лет. Плюс, живет с раннего возраста в окружении воровских традиций, постоянно приспосабливаясь. Воцерковляясь в тюрьме, он пытается лавировать между христианскими заповедями и «заповедями» уголовного мира. Такому человеку очень тяжело, выйдя на свободу, сохранить ту веру, которую он исповедовал. Причем те, кто в тюрьме особенно рьяно верит, выходя на свободу, ломаются почти сразу же. Потому что на зоне за тобой следят, чтобы ты не пьянствовал, не употреблял наркотики. Блуда, соответственно, тоже быть не может. А выходишь на свободу – пожалуйста, сам себе режиссер. И тут уже сатана как хороший менеджер начинает предлагать свои услуги, и далеко не у всех хватает сил противостоять искушениям.

Недавно в колонии был объявлен карантин, поэтому почти на месяц вход для настоятеля сюда был закрыт. Впрочем, общение с осужденными не прекращается: если душа требует общения с наставником, осужденные спокойно могут позвонить ему. И отец Александр обязательно ответит.

…Наша «делегация» направляется в школу, куда вскоре должны привести верующих осужденных. По дороге туда Егоров продолжает рассказывать о жизни в «четвёрке».

— Часть заключенных не работают по медицинским показаниям, есть отряд инвалидов: у кого-то руки нет, у кого-то ноги. Многим по этим же причинам положено усиленное питание. Для этих целей в колонии имеется кафе, поэтому любой из осужденных может купить, например, пельмени, курицу гриль или шашлык. От родственников получают посылки. Но их число в год лимитировано. Тех, кому нет 30 и кто не окончил школу, в обязательном порядке учат. Кроме того, можно получить профессиональное образование, в колонии есть ПТУ. Тут даже собственное телевидение. Записываем на камеру тюремные праздничные концерты, спортивные соревнования, конкурсы, а осужденные делают из них новостные сюжеты и транслируют их.

— В чем, по вашему мнению, основная психологическая проблема в местах лишения свободы? Почему это считается наказанием, если тут почти как в плохом санатории?

— Ограничение свободы передвижения, невозможность общаться с близкими, друзьями. Жизнь по строгому распорядку, когда ты не можешь делать то, что ты хочешь. Постоянные проверки, контроль, — говорит Владимир Егоров. — Забор в колючей проволоке давит.

— А осознание своей вины, раскаяние и самокопание?

— Кто-то осознает и переживает свой проступок. Кто-то считает для себя это нормой. Есть люди, которые по шесть-семь раз судимы. Они никогда уже не будут переживать за то, что они сделали. Потому что они так живут. У них свои особенности поведения. Кто-то целенаправленно возвращается в колонию: здесь их кормят, крыша над головой, работа, деньги. Таких много, особенно перед зимой «заезжают».

Осужденный Павел Королёв

Отбывает 2-ой срок
Возраст — 35 лет.
Из них в местах лишения свободы провел четыре года
Работает в столовой колонии.

— По тюрьмам я с 20 лет. В первый раз сел по 111-ой, в драке сломал человеку челюсть, попал в колонию-поселения, дали два года. До этого во время второй Чеченской войны участвовал в боевых действиях, был разведчиком. Куролесил по молодости основательно, конечно: врал, пил, воровал, дрался. Слава богу, убить никого не успел, посадили.

Когда вышел на свободу, решил – начну новую жизнь. Повысил разряд на сварщика, начал работать, но снова всё завертелось, закружилось и в феврале 2017-го меня посадили за кражу. Сначала в Бутырке сидел, потом сюда перевели. И вот тут на меня осознание пришло, что наказание дает не суд, а Господь. Если бы я понял это еще во время первой отсидки, то не пришлось бы в тюрьму возвращаться.

— Как вы к этому пришли? На свободе раньше храм посещали?

— Я стал читать много разной литературы – Библию, Евангелие, Житие оптинских старцев. Я и раньше в Бога верил, конечно, но тут эта вера стала более осязаемой что ли. Жизнь здесь располагает к переосмыслению своих поступков. Понял, что надо двигаться дальше, найти хорошую женщину, родить ребенка, продолжить учиться. Для этого выучил церковнославянский язык.

— Зачем?

— Сразу после освобождения хочу попробовать поступить в Свято-Тихоновский гуманитарный университет, но для этого нужно сдать ЕГЭ, а значит тщательно готовиться. Правда, здесь нет необходимой для этого литературы, но всё равно буду стараться. Это ведь тоже божье испытание.

Осужденный Виктор Краснов

Отбывает 6-ой срок
Возраст – 46 лет
Из них в местах лишения свободы провел 23 года
Служит старостой в храме.

— Здесь я уже шесть, скоро срок заканчивается. Надеюсь, что Новый год буду отмечать уже дома. Сижу по 111, ч.4. (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – Авт.). Первый раз вообще по малолетке попал, потом были статьи за разбой, грабеж – общий стаж на зоне 23 года.

— А как вы к вере пришли?

— Люди по-разному к этому приходят. Вспомните апостола Павла. Он ведь тоже был убийцей, пока его не осенило. У меня таким переломным моментом стала страшная авария, в которую я попал. Должен был погибнуть: тяжелые травмы, кома, свет в конце тоннеля. Но я остался жив, тогда и уверовал, начал ездить по святым местам, много где успел побывать.

— Тем не менее, даже после этого вы умудрились совершить тяжкое преступление и снова попасть на зону.

— Да, так случилось. Когда я снова сел в тюрьму, то наконец понял, что вот он — мой последний шанс стать по-настоящему свободным. Граница между зоной и волей — она ведь не там, где тюремные «шлюзы». Она — в душе. Чем, в сущности, отличается образ жизни арестанта и монаха? Да ничем. Просто один живет так по принуждению, а другой — добровольно. Что для одного «лишение свободы», то для другого — ее обретение.

— А семья, дети?

— Детей нет, не успел обзавестись. А жена есть, «заочница», познакомился по переписке, расписались. Она ко мне два раза приезжала на длительные свидания и всё.

— Когда выйдете на свободу, к ней поедете?

— Нет, она в Туапсе. К ней не поеду, разводиться тоже не буду. Захочет, пусть сама приезжает. А я сразу домой, в Рассказово. Знаю, что у нас там сейчас храм рядом построили, я этому очень рад. Без веры уже не вижу жизни.

Осужденный Сергей Наумов

Отбывает 2-ой срок
Возраст – 37 лет
Из них в местах лишения свободы провел три года
Работает редактором на местном ТВ

— Второй раз сижу за кражу. Глупость, знаю. Рос в полной благополучной семье, родители у меня инженеры. Был женат, с супругой со школьной скамьи знакомы, но теперь в разводе. Есть сын четырех лет. По образованию программист, в свое время закончил Московский институт радиоэлектроники и автоматики. Благодаря этому здесь, в колонии, занимаюсь выпуском новостей на ТВ, делаю фильмы, сюжеты о жизни за решеткой. Эта моя отдушина. Я считаю, раз уж попал сюда, нужно жить дальше. Не вижу смысла тратить силы на сопротивление этой системе — это бесполезно.

— Шаламов писал, что лагерный опыт — опыт, не нужный человеку. А вы что думаете об этом?

— Тюрьма в разумных дозах полезна человеку, но только тому, кто сможет этот опыт интегрировать, осмыслить и сделать полезным. А для кого-то это просто потеря времени. Он оказался полезен для меня как в плане внутреннего роста, так и в плане избавления от иллюзий социальных, политических. Такой водораздел.

— А как пришли к Богу?

— Это была долгая дорога в дюнах. В свое время я интересовался многими религиями, увлекался философией и даже эзотерикой, поэтому научился разделять форму и содержание. Полное осознание того, что Бог есть, ко мне пришло пять лет назад. На тот момент мы с супругой уже долгое время были вместе, но детей у нас так и не было. Вроде и здоровы оба, а не получалось ничего. Нам посоветовали съездить к мощам святой Ксении Петербургской. Мы пробыли там почти целый день. А спустя девять месяцев у нас родился Саша. С тех пор я лишь укрепился в своей вере. Правда, в храм здесь я хожу не очень часто, только лишь если в этом чувствую потребность. Бог он в душе, а помолиться про себя можно и в камере.

— А жена, родители на свидание приезжают?

— С бывшей женой поддерживаем связь, пишу ей, звоню. Сын, естественно, не знает, где я. Она присылает Сашины фото, я отправляю ему открытки. Очень скучаю… Родители не имеют возможность приехать в силу возраста и состояния здоровья.

— Какие планы ставите перед собой после освобождения.

— Знаете, есть такая пословица: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Я, как и многие здесь, хочу семью, дом, работу. А пока же предпочитаю просто жить, день за днем. Нарезать жизнь небольшими отрезками, переосмысливать огромное маленькими порциями. Есть задача и она очень проста — сохранить в себе человека.

Таисия Кириллова